Холодный, равнодушный дождь хлестал по лицам, мочил одежду, проникал под зонты и пиджаки. Добирался до тела, заставляя ежится, недовольно, не одобряя. Люди в черном, гроб, унылые песнопения и уговоры святых отцов своего Бога принять усопшего как самого себя там, в чертогах небесных. Плачущая вдова, прижимающий ее к своей груди брат усопшего, верные друзья, плач, вой, рыдания и… Менее всего цыганские похороны походили на весь этот фарс, который Наблюдатель, по специфике своей деятельности, видел слишком часто. Несколько раз пришлось посторониться, чтобы не оказаться сбитым с ног. Цыганские музыканты разошлись вовсю, и сейчас музыка грохотала так, что казалось, еще немного – и окружающие чинные покойники восстанут из мертвых, оглядятся и пустятся в пляс, кружась под руку с разряженными цыганками. Пожалуй, это тоже был своеобразный фарс, постановка, умелое театральное представление, в своем роде. Однако Наблюдатель с философским спокойствием, оценивая все со стороны, склонялся именно к подобному варианту развития событий. К чему рыдать и оплакивать того, кто перешел в мир иной и вот-вот окажется в новой жизни, где нет страданий и жизненных неприятностей. Где нет нужды искать деньги, жену, деньги, коней и снова деньги. Где все, что тебе необходимо, находится в зоне досягаемости одной твоей руки. И потому цыганские похороны больше напоминали свадьбу.
Наблюдатель сделал шаг назад, аккуратно огибая очередную небольшую толпу в черном, синем, ярко-алом и золотом. Внимательно рассматривал, оценивал, слушал. Прикидывал, сколько же пошло денег на могилу, больше напоминающую трехкомнатную квартиру – погибший был цыганским Бароном.
Надо же. Наниматель не уточнил этот момент. С другой стороны, это очень упрощает дело. А ведь тебя предупреждали, Деметр. Как предупреждали твоего брата, ты помнишь. Нет, прости. Больше ты не помнишь ничего. Кроме последних слов перед своей бесславной и глупой смертью. Долги следует отдавать вовремя. Странно. Последняя фраза для твоего брата звучала немного иначе. Наниматель никогда не повторяется. Затейник.
Взгляд черных, профессионально-равнодушных глаз, снова заскользил по толпе. Дело было сделано ровно наполовину. Деметр был наказан. Деньги – возвращены. Оставалось всего лишь проследить, чтобы тело, опущенное в могилу, больше не поднялось. Ибо бывали прецеденты.
Очень хорошо. Упрямая складка у губ, высокомерное выражение холеного лица. Да, это он.
Тонкая линия губ стала еще тоньше. Наблюдатель улыбнулся. Вежливо отклонил очередное приглашение на поминки, продолжавшиеся уже третий день и начавшиеся, по цыганским обычаям, задолго до самих похорон. На поминки приглашались все. Однако только Наблюдателю повторяли осторожно, вежливо, не приближаясь. Наблюдатель был доволен. Он не слишком любил проникновения в свое личное пространство. Гроб был опущен прямо на двуспальную кровать, все сгрудились как можно ближе. Речи, цветы, клятвы, обещания не забыть – далее стало не так интересно и крайне предсказуемо. Наблюдатель развернулся, неспеша направляясь к своей машине, стоящей поодаль от череды джипов, мерседесов и прочих гробов на колесах. Остановился у дверцы, оглянулся.
Больше ты ничего не должен. Прощай, Деметр. И, как там. Береженого Бог бережет?
Грохот взрыва заглушил и дождь, и музыкантов, и на секунду все вокруг смешалось – люди, визги, вопли, вой, комья земли, части тел, обломки гроба. Наблюдатель снова улыбнулся. Вот теперь все было действительно как полагается. Конец.

Райан Хорнби.

Линчу хочется орать во весь голос, насколько позволят ноющие легкие, чтобы стены этой комнаты не выдержали и рухнули. И не только. Чтобы этот чертов клуб превратился в груду мелких камушков, погребя под собой всех обитателей: больных на голову клиентов, несчастных рабов и даже тех, кто пришел торговать телом добровольно. Чтобы крик был слышен в каждом уголке этой планеты, возможно, даже в космосе.

Ещё ему хочется вытащить вибратор из задницы (надеется, что он будет щедро перепачкан дерьмом) и что есть силы швырнуть им в клиента.

Не менее хочется разбить кулаки и причитать, как обманутый ребенок: «нечестно, нечестно, нечестно.»

На деле, Линч продолжает сжиматься на полу и вздрагивать от слез.
Не кричит, не предпринимает попыток освободить прямую кишку и не разбивает кулаки.

Он не надеялся на везение, когда полез на колесо, но действительно рассчитывал, что подобный отчаянный поступок сыграют ему на руку. Только клиент расценивает это вовсе не с положительной стороны. Решение Линча и правда было очень глупым. Нужно было довериться интуиции и выбрать наказание сразу. Маэстро Мао ведь говорил ему на первом занятии, что здесь всё совсем не так, как кажется. Ещё он говорил про гормоны кролика, которые привлекают хищников - Линч сейчас воняет крольчатиной.

Он пытается оправдать себя тем, что никогда не умел играть в шахматы. Научить было некому, да и у самого не было стремления. Но жизнь развернулась к нему таким местом, что придется учиться в процессе.

Линч смотрит на клиента волком, когда тот упоминает Уайта и подначивает. Судорожно выдыхает и смотрит на палец, который сам себе изуродовал. Потирает запястья, на которых ремни грубо отпечатались красными полосами. Пошёл этот Мак нахуй, Линч не жалкая скулящая размазня, за два раунда он успел дохрена всего сделать. И пусть последний выбор был глупым, он смог пережить это чертово колесо, а это уже много. Линч старается сосредоточиться на этой эмоции, потому что распирающая злость придает сил. Переворачивается на живот и поднимается на четвереньки, с трудом держась на дрожащих конечностях. Встать физически не получается, ноги не держат, да и вибратор не помощник.

Ползет кое-как. Когда добирается до стула, ему кажется, что он преодолел Эверест. Хватается за него сначала одной рукой, подтягивается и облокачивается локтями. Прикрывает глаза, давая себе короткую передышку.

- Уайт, - произносит имя любовника на выдохе и открывает глаза, - Моего друга звали Уайт.

Продолжая упираться коленями в пол, наваливается туловищем на твердое сидение стула и тянется руками к многострадальной заднице. Сжимает ягодицы дрожащими пальцами и медленно разводит в стороны.

- На самом деле, он не был мне другом. И он заслужил, чтобы ему перерезали горло.

Зацепившись взглядом за переплетенные до побелевших костяшек пальцы, ощущая тонкую пульсирующую боль в натужно сжатых суставах, Виктор никак не мог заставить себя хотя бы немного ослабить это сжатие. Он нервничал. До сбившегося с привычного ритма сердца, до мерзкой неуловимой глазу внутренней дрожи, от которой резко что-то дергало в самой глубине нутра, заставляя пот ледяными капельками выступать на загривке. Откинувшись на спинку скамейки, прикрыв глаза, Вик медленно с присвистом втянул воздух, упорно проталкивая кислород сквозь плотно сжатые зубы. Несколько секунд с полно раздутыми легкими и нарочито плавный выдох, чтобы не сорваться в судорожное выталкивание воздуха из легких, не ухнуть с головой в вязкую муть паники, что упорно не позволяла не то, что ослабить хватку переплетенных пальцев, но и хотя бы дышать не мелкими жадными судорожными глотками.
Почти пять лет, а он никак не может справиться с последствиями трехлетней связи с Адамом. Ощущая, как тонкими нефизическими импульсами на теле начинает пульсировать бесконечный рисунок шрамов, Виктор закусил нижнюю губу – из-за бессонницы его контроль ослаб и сейчас все сложнее было сопротивляться призракам пятилетней давности. Усилием воли скорее раздирая, чем расцепляя переплетенные пальцы, он потер чуть ноющие от недосыпа и напряжения  глаза. Нет, он отдавал себе отчет в собственном прогрессе. После связи с садистом, оставившим на его теле затейливый бесконечный рисунок шрамов, Вик осознавал, что регулярно снящиеся кошмары лишь малая часть того, что он смог преодолеть. Концентрируясь на анализе собственных успехов, ощущая, как постепенно стихает внутренняя дрожь, Марино неуловимо зло усмехнулся. Пять лет ушло на то, чтобы он научился получать удовольствие в сексе без острой примеси боли. Пять лет потрачено на то, чтобы восстановить навык общения с людьми – три года Мастер говорил за них обоих, жестокими методами выбивая из натуры Виктора привычку общаться с окружающими людьми без его разрешения. Пять лет упорной борьбы, таблеток, сеансов с психотерапевтом  и кошмары, что преследовали его по ночам, не давая разуму необходимого отдыха.
Именно из-за бессонницы Виктор сейчас сидел на скамейке перед входом в частный дом, где ему был назначен сеанс с временным психотерапевтом. Его постоянный врач улетел на конференцию, заранее уведомив Вика о своем отсутствии. И Марино не мог понять, как мог так просчитаться и не отследить количество таблеток снотворного в пузырьке – столь необходимые пилюли закончились через три дня после отъезда доктора. Почти неделю он толком не спал, просыпаясь среди ночи мокрый от пота, с судорожно вырывающимся наружу сквозь клетку ребер сердцем, невидяще всматриваясь в темный потолок спальни и стараясь заглушить отголоски собственных криков, что эхом отдавались в ушах. Неделя и Виктор набрал номер врача, что был вбит под первым номером в быстром наборе. И сейчас не мог заставить себя подняться на ноги, чтобы шагнуть в прохладу дома, где располагался частный кабинет доктора Блада, к которому его направил доктор Штайгер. Новый, пусть и временный психотерапевт, который наверняка захочет узнать подробности жизни пациента, с последствиями которой не мог до конца справиться его коллега. Тебе нужны таблетки. Поднимайся. Иди.
Судорожно глухо выдохнув, не давая себе времени на то, чтобы передумать, Виктор рывком поднялся на ноги, стремительно направляясь к входной двери. Короткий взгляд на часы и мужчина чуть ускорился, понимая, что уже почти опоздал, непростительно много времени потратив на успокоение внутренних демонов. Получить рецепт на таблетки и уйти. Нет ничего проще. Никто не говорил о том, что доктор Блад будет копаться в твоих мозгах. Истерика на пустом месте. Браво. Усмехнувшись внутреннему едкому голосу, дожидаясь, пока ему откроют дверь, Вик бросил короткий взгляд на собственное ломкое отражение в оконном стекле дома. Синие джинсы, черная рубашка с длинными рукавами, застегнутая на все пуговицы, надежно скрывающая нити шрамов, мягкие мокасины – обычный житель мегаполиса. Лишь залегшие темные тени под глазами выдают факт того, что не все так гладко у обладателя огненного хвоста волос.
- Добрый день, доктор Блад. Прошу прощения за опоздание, - зайдя в дом, бросив взгляд на часы и убеждаясь, что опоздал лишь на пару минут, Виктор коротко дернул уголками губ в намеке на улыбку, встречаясь взглядом с мужчиной. – Думаю, что не отниму много вашего времени. Мне нужен рецепт на снотворное. Впрочем, уверен, доктор Штайгер звонил вам и объяснил сложившуюся ситуацию, - ему было некомфортно в обществе незнакомого психотерапевта. Но, скользя взглядом по обстановке, избегая взгляда ореховых глаз доктора, Вик достал из кармана джинс старый рецепт с обозначенным лекарством, чтобы максимально сократить свое нахождение в чужом доме.

Смачный харчок повис на черной ткани изрядно поношенного кафтана. Татум проследил за этим показным действием, так ярко демонстрирующим неподчинение, после чего вернул взгляд темных глаз на старого сгорбленного козла, на деле являющегося сатиром, исполняющего роль кого-то типа лекаря для местной деревушки, расположенной не так далеко от ветхого домишки, позади которого они сейчас и находились.

Он совершенно случайно набрел на этот домик, спрятавшись в зарослях, пронаблюдал, как сатир что-то шаманил с девкой, находящейся в положении. Было забавно наблюдать и сравнивать, что во время того, как на Крезе современная медицина так далеко ушла вперед; а тут, значит ребенка делали крепким и здоровым - нарисовав на пузе мамаши что-то белой краской, нашептав ей что-то на ухо и нашлепав подожженным веником каких-то травок.
Однако Татум не ушел, он дождался, когда барышня уйдет, а затем навестил лекаря, решив выведать у того, насколько действенно то, что старик некоторое время назад делал. Козел оказался несговорчивым, а заставлять его ментально - было опасно. Вдруг на Крезе кто-то заметит вспышку магии и пошлют отряд, чтобы выяснить в чем дело? Сталкиваться со своими же Татум желанием не горел. Вот и пришлось трясти козла одной рукой, хлопая его горбом о ствол дерева для лучшего взаимопонимания. Однако сатир уперся, а у спрута закончилось терпения, поэтому, когда рогатая туша задушенного лекаря с десятком переломанных костей упала к его ногам, маг уже собирался просто так полазить по пустой избушке, когда услышал какую-то возню со стороны входа в халупу, а затем громкий стук и бодрый голос.

- А ты пока тут полежи, - одними губами произнес он, спрятав труп в ближайшие кусты за домом, да вытерев плевок листом, после чего бегло нарвал какую-то траву, растущую тут же неподалеку, вышел с правой стороны, тихо ступая по сочной траве и чуть не присвистнув, когда увидел мохнатую рогатую махину. Вот уж кого-кого, а минотавра встретить никак не ожидал! Разве их еще не всех забрали на арену?

- Какое именно зелье? - как ни в чем не бывало поинтересовался, проходя мимо, чтобы открыть дверь и войти внутрь, тут же быстро осматривая бедное убранство. Какой-то каменный век, в самом деле!
Пол был земляным. В центре комнаты, которая  была единственной в этой лачуге, находился казан, в котором что-то сейчас булькало. Запах стоял скверный. Поспособствовали этому различные сушеные травы, вениками висящие на одной из стен. Там же, если приглядеться, были не только травы, но еще и какая-то издохшая живность.
Пройдя как раз в сторону стены вони, Татум деловито разложил сорванную траву на полу, делая вид, что очень занят.

Титус так и замер, наклонив башку и с деревом между рогов. Долговязый мрачный мужик, появившийся не из халупы, а вообще из другого места, с ходу сбил минотавра с толку. А запах крови, плывущий за шаманом, протек сквозь обонятельную систему раба, заставляя трепетать все его существо. Облизнувшись, Титус пригнулся, входя в ставшую сразу ооочень тесной, избушку.
- Эээ, - проблеял в замешательстве, вильнул хвостом, который тут же запутался в каком-то сухостое. - Ну, зелье. - Украдкой дернул за упругий живой хлыст, испуганно стрельнув воловьими глазами в сторону, к счастью, занятого своими делами, шамана. Сушеный веник с печальным вздохом рассыпался в прах, опадая к ногам минотавра свидетельством его преступления. А вдруг это был сильно важный веник?! Беззвучно икнув, Титус поспешно затоптал дело хвоста своего, благо растереть копытами хрупкие остатки веточек не составило труда.
- Для улучшения размножения! - Наконец вспомнил, обрадовался, и неосторожно вскинул башку.
Зря, конечно.
Рога вонзились в крышу, и застряли, минотавр забился в импровизированной ловушке, позабыв рассчитать силушку молодецкую.
И полетели горшки по избушке, склянки покатились по полу, с угрожающим скрипом накренились ветхие полки, с которых весело посыпались какие-то кости, черепа мелких существ, развеивая по помещению порошки и травы.
- Ааачху! - Оглушительно чихнул Титус, от чего наконец освободились рога, и, унося на себе часть крыши, раб ломанулся на свежий воздух.
Проложив новую тропу, остановился в кустах, поводя чувствительным носом. Чутье, как всегда, не подвело, и минотавр обнаружил припрятанную кем-то, изрядно помятую и поломанную, мертвую тушу. И, спеша себя утешить после пережитого стресса, принялся жрать, отрывая куски и запихивая в рот.

Деметр Михай.

Усталость, подкрепленная сильным недосыпанием, тяжелым невидимым обручем давила на виски и глаза Виктора. Прикрыв веки на несколько мгновений, ощущая, как начинает терять концентрацию измученное сознание, он резко распахнул глаза, понимая, что еще немного и рискует просто уснуть на мягком диване своего нового психотерапевта. Будь это доктор Штайгер, Марино бы не стал сопротивляться желанию уснуть – пять лет терапии сформировали определенное доверие между ними. Которое сейчас было разрушено совершенно непонятным поступком Штайгера, передавшим его лечение Бладу.
- Что, простите? – подняв взгляд на замершего совсем рядом мужчину, Виктор и не собирался скрывать собственного ошеломленного таким предложением состояния. Непроизвольно сжав пальцы в кулак на порезанной руке в надежде, что боль внесет немного ясности в картину происходящего, Марино перевел взгляд на холодный блестящий металл ножниц, так уютно устроившихся в чужой руке. Машинально облизнув пересохшие губы, он сдавленно сглотнул, чуть морщась от того, с каким трудом слюна смачивает сведенное судорогой горло. Этот вид острых ножниц, зажатых чужими цепкими пальцами, будил почти неконтролируемое желание сжать ладонью крепкое запястье, заставляя поднести руку с остриями ближе, оставить на, и без того исполосованной шрамами, коже новые следы. И подался назад, почти шарахнулся, вжимаясь спиной в диван, словно от гремучей змеи пытаясь ускользнуть.
- Вы в своем уме? – с трудом оторвав взгляд от маняще острых ножниц в чужой руке, Вик не веряще смотрел в глаза доктора, пытаясь понять, шутит мужчина сейчас, проверяет на прочность или действительно хочет увидеть исполнение высказанного вслух безумного предложения. Сложившаяся ситуация пахла нездоровым абсурдом, но измученный кошмарами разум Марино не позволял ему вот так вот просто вычленить то, что вызывало аромат этого абсурда. Факт того, что доктор, кажется, всерьез предлагал своему новому нестабильному пациенты причинить себе боль, фактически спровоцировав возможный срыв. Или же этот завуалированный шантаж так остро необходимыми сейчас таблетками снотворного, напомнивший сразу их первую встречу, когда Виктор был вынужден раздеться, чтобы получить одну единственную таблетку, завернутую в рецепт с бесполезными для него травами. Или же реакция собственного тела, отозвавшаяся тяжелой тяжестью возбуждения в паху и предвкушающим томлением в мышцах. Виктор не мог сейчас сосредоточиться, завороженно смотря в глаза доктора. И краем сознания упорно цепляясь за мысль, что нельзя допустить повторения прошлого. Он не хочет. Хочет. Хочет, но никогда и ни за что не допустит больше подобного.
- У меня нет тяги к саморазрушению, доктор Блад, - с трудом проталкивая слова сквозь сведенное судорогой горло, Виктор несколько раз медленно и глубоко вздохнул, медленно поднимаясь на ноги. – Мне не нравится причинять себе боль, - не отводя взгляда, оказавшись практически вплотную к мужчине, Марино не отводил взгляда, сквозь собственную плотную усталость стараясь вызвать чувство злости, чтобы дать сейчас отпор этому странному психотерапевту. Он не любил причинять боль себе. Но не мог когда-то сопротивляться желанию ощутить эту боль, причиняемую другим. – Это наша вторая встреча, доктор Блад. И, судя по всему, мы не сможем с вами работать в направлении моего выздоровления – ваши методы меня не устраивают. Думаю, нам не стоит тратить время друг друга. Я поищу себе нового психотерапевта, - он должен был уйти. Сейчас. Обойти мужчину, выйти из гостиной и покинуть этот дом навсегда, сбежать от собственной жажды, что с каждым мгновением все сильнее сжирала измученное сознание. Но не мог. Близость острых ножниц, сжатых в цепких пальцах, держала похлеще самой крепкой цепи. Убери эти чертовы ножницы. Дай мне уйти.

Только сейчас, когда он уже в очередном, блядь, ступоре разглядывал кота, радостно утоптавшего его колени и свернувшегося огромной рыжей баранкой с таким видом, как будто вечность тут лежал, так вот только сейчас до Рая дошли слова, которые внезапно выдал ему Лес. Лесли Линн, единственный и неповторимый, один из самых красивых шлюх Клуба – и один из самых красивых людей, которых ваще встречал Рай на своем пиздец, каком богатом жизненном пути. Лесли Линн. ВИП, который априори не умеет думать ни о ком, кроме себя, обожаемого, красивого, самого драгоценного, жутко дорого стоящего. Он действительно только что проявил заботу о ком-то еще, кроме себя??? Этот момент заинтересовал и даже чет тронул, что ли. Поэтому полукоманда, полуприказ прошел на ура – Рай настолько был в шоке… уже, блядь, в какой раз!!! – что действительно перестал рваться добивать исходящего прям из своих яиц кровью врага. И сел на задницу ровно. Переваривая все, что ща вот только что произошло… молча. И молчал ровно до момента, когда ему буквально на бошку свалилась рыжая скотина!!!
- Нет, ты видишь??? Ты эту сволоту и мразь ви…!
Кажется, спокойным тут оставался только кот, который уснул прям на коленях ненормально хохотавшего клиента. Смех оказался куда хуже обычной улыбки Рая, от которой шарахались музы классом пониже и еще ниже. С которой не связывались другие клиенты – себе дороже. Которую, обычно, легко и непринужденно переносил только обожаемый Михаил, со свойственной ему наивностью и искренностью настоящего типичного русского бизнесмена, Михаил просто сразу принимал меры. Смех был ярким, искусственным, царапающим немилосердно, впивающимся в нервы иголочками, этими вот самыми осколками стекла, только что сожранными Раем. И тут внезапно его заткнули. Заткнули тем единственным способом, который не вызвал ни малейшей агрессии… хотя бы потому, что оказался слишком неожиданным, чтоб отреагировать на него хотя бы как-то.
- …!
Чужие губы накрыли собственные, волосы оказались умело перехвачены на загривке, если б даже ща он захотел высказать наглой ВИП-музе все, че накипело – не вышло бы. Потому, что страшный и ненормальный смех, истерика и все, с чем Рай не мог справиться сейчас – все было решено резко, конкретно и одним махом. Лес умел целоваться. И если до сих пор их странные и полные финансовым оттенком взаимоотношения как-то все никак не добрались даже до банального лапания аппетитной и идеальной задницы Линна, не говоря уже о поцелуях – то вот ща Рай смог оценить все его мастерство в полной мере. Джинсы тут же затопорщились в нужных местах, жадно подался к нему, не обращая внимания на прижатого к животу котяру – похуй было на котяру. Надо было знать, к кому в машину садишься!!! После поцелуя слегка обалдело облизнулся, как будто сожрал только что что-то очень вкусное и захотел добавки. И уставился на Лесли в упор, совершенно не обращая внимания на то, что крайне философски настроенное и смирившееся со всем происходящим животное перекочевало с колен на колени.
- А ты красивый, Линн. Ты пиздец, какой красивый.
Внезапно очень задумчиво и спокойно кивнул, отдал Линну кота, отдал Линну бургер, мирно и ваще умиротворенно кивнул. Взгляд всегда смеющихся нехорошим смехом ледяных глаз был… еще более внимательный. Вроде как Рай рассмотрел чет крайне привлекательное – и заинтересовался. Впервые не просто в том, че там муза может и умеет своими мозгами и ртом – а еще и тем, че вообще из себя представляет ЭТА муза? Которая только что вот недавно позаботился о нем. Прикинь. Взял и…
- Ешь, я ж машину веду, я не буду отвлекаться! Ты ваще псих, что ли. Называй.
Абсолютно невозмутимо… внезапно смутился чет. Потому бургер и отдал. Так бы хуй отдал, конечно. А тут. Машина резко рванула с места, не давая ни Лесу, ни коту возможности вставить ни единого слова в свою защиту! Им надо было спешить.

Занимающийся рекламными гонками мотоциклов собственного салона Чарльз был бесконечно доволен сегодняшним вечером. Его ухмылка с толикой одобрения служила наградой и людям, и демонам, устраивающим целое шоу на трассе. На наскоро собранную сцену, с боков которой то и дело вырывался огонь, рожденный в Преисподней вышли легендарные AC/DC. Рев распаленной адреналином, алкоголем и наркотиками толпы, визг колес и рычание моторов послужили им овацией.
- Да, Адам?! Тебя очень плохо слышно! - почти не врал же. - Подъезжай на Северную трассу! Помогу, чем смогу! Не кисни! Найдешь меня тут без труда!
Из рук Чарльза вырвались две замаскированные под мощные петарды огненные молнии, раскрашивая черное ночное небо и яркую луну в багрянец. Он сам чувствовал эйфорию от происходящего и сам приветствовал Брайана Джонсона в его изрядно поношенной восьмиклинке, который обещал лично оседлать последнюю модель серии Нинздя от Kawasaki. Когда заиграли первые аккорды Highway to Hell, вой демона слился с общим ревом. Насмешливый к человеческим идолам и символам, увешанный крестами и черепами от серьги в правом ухе до застежек на казаках, Чарли сам загнал с разгона по лестнице на сцену железного коня для любимца Повелителя и всего ада. Мистер Джонсон заключил контракт с демоном еще 1 апреля 1980 года и с тех пор обе стороны радовали друг друга.
- И я объявляю звездный заезд, волчары дорог! - толпа расступилась, пропуская на трассу солиста AC/DC.
Ох, как Чарли любил этого чувака, без стеснения пропагандирующего красоту “правильной” жизни. Да его встретят среди подземных кострищ, как героя! Главный не отпустит его от себя, заставив перепевать заново и заново все свое любимое. А любимое там…. ох, много.
Плечо передернуло. Тьфу, блядь. Чарльз чувствовал приближение ангела, его приспешники уже передали ему, что Кристиан здесь с человечком по имени Адам.
Ну да, Адам позвонил ему, как и ожидалось, и как и ожидалось, Чарльз был готов ему помочь в поисках сестренки. Ведь совсем нетрудно найти то, что сам спрятал.
- Где она? - спрыгнув к своим со сцены, поприветствовав перед тем очередных звезд музыки, посетивших сейшн, демон обернулся к самому сообразительному из своих подчиненных. Тот провел видимую только для них черту, указывающую на Энни. Та находилась в компании своей подружки и пяти их знакомых парней, которые крутили головами то на сцену, то на трассу, находясь там, где им было все видно. Демоны Чарли четко исполняли приказ своего начальника - заманить и отключить от средств связи, обеспечить безопасность девчонки, но скрыть от ангелов. Это было несложно. Выходящая с учебы Эн встретилась со своей подругой и одноклассниками на улице. Те оживленно обсуждали кинутые в их сторону каким-то байкером флаеры. “Случайно” в пачке оказалось ровно семь штук. По ним можно было попасть на ночное мотоциклетное шоу. И ребята уже решали, как им смыться из дома, находя лучшим вариантом, просто свалить, чтобы попасть в эту грандиозную тусовку.
- Ой, а я кажется знаю, кто это шоу устраивает, - мешкаясь, Энни увидела на листовке среди приглашенных звезд музыки лицо своего нового знакомого. Вернее, знакомого Адама. У подростков горело от зуда жажды приключений в одном месте. Они уговорили Эн позвонить этому знакомому, и Чарли подтвердил, что все это действительно будет происходить на Северной трассе, но лучше бы девочке предупредить своего брата. Слова-слова.
- Если что, ты всегда сможешь меня там найти, -  поговорив с Энни, Чарльз без труда вырубил ее телефон ровно в момент, когда та набрала номер Адама, а ее друзья отговаривали ее этого не делать, поскольку брат не отпустит. А ведь это судьба дала единственный шанс попасть на такую крутую тусу, и вот они сами своих предков предупреждать не будут. Что потом будет, то будет, но сегодня они будут веселиться и глазеть на звезд. Все демонстративно выключили телефоны, девочка успокоенная, что там будет знакомый брата, не стала пытаться включить свой, и ушли в кафе, в предвкушении обсуждать предстоящее событие и тех, кого они смогут вживую увидеть и услышать, как обещал флаер. Затарившиеся легким пивом ребята, пришли к трассе едва ли не за два часа, наблюдали за финалом постройки сцены и подготовкой шоу. Они наблюдали и за ними наблюдали. В этот момент ангел еще мог их найти, но когда вышли первые группы и грохнула музыка рока, когда людей не было только на гладком шоссе, когда повис в воздухе дым сигарет и марихуаны, пространство заполнили чужие низменные желания, их уже и прятать стало не надо.
Увидев Адама, тащущего на буксире Кристиана, Чарльз с трудом подавил плотоядную улыбку.
Я обычный человек, друзья, а тут куча народа, искать, как иголку в стоге сена, - выслушав сбивчивый рассказ Адама и со своей стороны рассказав, что да, Энни ему сегодня звонила, спрашивая о мероприятии, и что, да, она скорее всего где то здесь, но он просил ее предупредить брата, Чарльз состроил озабоченное лицо. - Можно было бы со сцены ее позвать, сказав, что ее брат ее ищет, но разве это круто, когда она с друзьями? - задумчиво потер подбородок. - Я участвую в следующем тройном заезде, могу предложить составить мне компанию. Вам обоим. Знаю, какой мотоцикл порвет всех на финише. Победитель, как и все остальные победители, будет приглашен на сцену для пары слов публике. Думаю, девочка будет гордиться и сама проберется к сцене, - глаза демона призывно блеснули. - Но, если Адам сядет за спину одному из гонщиков, то и у двух других должен быть седок сзади. Крис, поедешь со мной? - впервые за весь разговор Чарльз посмотрел в глаза, красивые и загадочные глаза, ангелу, с вызовом, насмешливо.
Тем временем Брайан Джонсон выиграл свой заезд.